С июня 2023 года шесть ведущих российских университетов участвуют в пилотном проекте по разработке новой модели отечественного высшего образования. Проект был запущен по Указу президента РФ, его участниками стали Балтийский федеральный университет им. Канта (г. Калининград), Московский авиационный институт, Университет науки и технологий МИСИС (г. Москва), Московский педагогический госуниверситет, Санкт-Петербургский горный университет и Томский государственный университет.
Полный переход на новую систему высшего образования в России запланирован на 2025 год. А в 2026 году пилотный проект должен завершиться, и уже все вузы, а не только пилотные, будут работать в новой реальности.
Почему российские вузы решили отказаться от болонской системы и построить собственную модель высшего образования? Какой она будет? Что ждет студентов, которые придут в университеты в 2025–2026 учебном году? И главное — сможет ли новая модель профессионального образования ускорить подготовку квалифицированных специалистов для российской экономики, которая в настоящий момент испытывает сильный кадровый голод? На эти вопросы ответил министр науки и высшего образования России Валерий Фальков во время своего визита в ТГУ.
— Новая модель была нужна для того, чтобы Россия вышла из Болонского процесса?
— Болонский процесс — это старая незаживающая рана у многих, но его значение не надо переоценивать. Мы туда не входили полностью, а только пытались реализовать в Российской Федерации часть принципов Болонской декларации. Наиболее значимый принцип — переход на двухуровневую систему образования: бакалавриат и магистратура. Но сейчас появился ряд серьезных предпосылок для того, чтобы усовершенствовать систему российского высшего образования. В ней накопились противоречия, связанные с тем, что внедрение двухуровневой системы состоялось не по всем направлениям. Больше всего нареканий было к магистратуре, потому что она стала массовой и перестала выполнять свою роль. В большинстве вузов она стала просто довеском к бакалавриату. Углубленную подготовку, особенно по инженерно-техническим и естественно-научным направлениям, она не обеспечивала. Для этого у вузов не было ни кадровой, ни материально-технической составляющей. И студенты часто жаловались на то, что они не чувствуют разницу между бакалавриатом и магистратурой. К ним приходили те же преподаватели, только, как правило, заставляли больше учиться самостоятельно. Эту ситуацию надо менять. Хотя сама по себе магистратура должна остаться в системе высшего образования, она выполняет свою важную роль. Но нужно сделать серьезные корректировки.
Вторая предпосылка — изменение характера российской экономики. Одно дело — ориентация на глобальную экономику, встроенность в нее и, соответственно, возможность купить определенные технологии или готовые продукты технологий, привезти их в Россию, установить и пользоваться ими здесь. Другое дело — опора на собственные силы в условиях серьезных ограничений со стороны западных стран. Это задает другие требования к системе высшего образования. Не учитывать этого нельзя. Одно дело, когда вы завозите в страну самолеты, произведенные где-то в другом месте, другое дело, когда вам предстоит их спроектировать и произвести здесь. Для этого нужны инженеры и люди других специальностей совсем другого уровня подготовки.
И третье — медленно, но верно идут разновекторные технологические изменения. Целые отрасли претерпевают колоссальные изменения: нефтедобыча, медицина, финансы и многие другие. Сейчас ни в экономике, ни в социальной сфере нет ни одной отрасли, которая бы не находилась под влиянием технологических изменений. Представления о привычных профессиях меняются, к ним предъявляются совершенно другие требования. Появляются сквозные технологии, которые требуют другого подхода к обучению. Например, в медицине и сельском хозяйстве сейчас определяющим фактором является генетика. Да и само сельское хозяйство сейчас — высокотехнологичная отрасль, где ведущие позиции занимают IT, генетика, современные знания о мировых рынках, логистических коридорах, а не только базовые знания, которые нужны агрономам и другим сельскохозяйственным специалистам. Агроном в середине 20 века и агроном сегодня — это два разных человека с разным образованием. То же самое происходит в медицине, в инженерной и гуманитарной сферах — появляются все более новые технологии, значимую роль начинает играть искусственный интеллект. С учетом этого становится жизненно необходимо корректировать систему высшего образования. Новая модель образования должна, безусловно, опираться на традиции, это должен быть синтез всего лучшего, что было создано в советское время, и того, что мы накопили в последние десятилетия. Фундаментальность образования — то, что по мнению многих, отличало высшее образование в советское время. Она давала выпускнику университета необходимый кругозор, интеллектуальную ширину и профессиональную глубину. Но в последние десятилетия появился запрос на мобильность — мир стал более динамичным, молодежь хочет путешествовать, особенно в период обучения. Мобильность можно и нужно развивать, поэтому мы думаем над тем, как спроектировать систему высшего образования внутри страны таким образом, чтобы обеспечить возможности для максимальной мобильности студентов. При определенных условиях можно добиться того, чтобы студенты могли отдельные курсы слушать у лучших преподавателей других вузов, причем не в дистанционном формате, а очно. Нет ничего плохого в том, чтобы, будучи студентом ТГУ, я мог бы часть времени провести в новосибирском вузе или, например, в Самаре, если там какие-то курсы читаются лучше. Ни один университет не может обеспечить на высочайшем уровне всю линейку предметов. Все равно есть более сильные преподаватели, кто умеет увлекать студентов. А есть хорошие ученые, но они не блещут на преподавательском поприще. Поэтому мобильность будет повышать качество высшего образования в целом.
— Новая модель предполагает вариативность сроков обучения. Кто будет решать, сколько времени нужно учиться студенту — четыре года, пять или даже шесть?
— Это должен решать университет совместно с работодателями. Но не с отдельно взятым предприятием, а с лидерами отрасли. Очевидно, что университеты заинтересованы в том, чтобы учить студентов дольше — это дает работу для преподавателей, обеспечивает финансирование со стороны государства. А лидеры отраслей, особенно тех, в которых сейчас сильный дефицит кадров, настроены на то, чтобы сроки обучения сократить. Здесь нужен разумный баланс. Есть ряд профессий, где не надо менять срок обучения, например, в сферах управления информационными технологиями, гостиничной индустрии, туризма и многих других — вполне можно за четыре года подготовить квалифицированные кадры. А по ряду направлений, в первую очередь, на инженерно-технических специальностях переход на четырехлетнее обучение не оправдал себя — об этом говорят и университеты, и работодатели, и сами выпускники программ.
— Ни для кого не секрет, насколько сильно сейчас российская экономика нуждается в квалифицированных кадрах. Переход на новую модель образования сможет ускорить или упростить их подготовку?
— Часто говорят, что мы готовили специалистов за четыре года, а сейчас переходим на пятилетний срок обучения, и это не очень-то хорошо для экономики. Но мы сегодня зачастую обучаем студента не четыре года, а шесть, если он после бакалавриата идет в магистратуру. Если вместо шести лет человек будет подготовлен к выходу на рынок труда в течение пяти лет, по многим специальностям этого будет вполне достаточно. Второй важный момент касается возможности студента уже в процессе обучения выйти на рынок труда в качестве работника. В новой системе высшего образования мы планируем то, что, начиная со второго курса, студент должен получать микроквалификации, которые дают ему возможность работать уже в процессе обучения. Это мировая практика, система российского высшего образования начала двигаться по этому вектору в предыдущие годы, а сейчас мы примем ряд решений, которые официально позволят студентам работать уже во время получения своего профессионального образования.
Если посмотреть более пристально на дефицит кадров, то мы увидим, что он обусловлен не тем, что университеты готовят недостаточно специалистов. В вузах много бюджетных мест, на них учится много студентов, но потом они просто не идут работать по специальности, а выбирают другие сферы деятельности. И здесь встает вопрос и к университетам, и к рынку труда. Работодатель должен заботиться о качестве рабочего места и предлагать квалифицированным специалистам условия более выгодные, чем он может найти в других сферах. Наша задача состоит в том, чтобы в рамках обновленной системы настроить работу университетов от планирования контрольных цифр приема до выпуска таким образом, чтобы не выпускать специалистов «в никуда». А почти с ювелирной точностью готовить именно столько специалистов, желающих пойти работать в ту или иную сферу, сколько их в этой сфере требуется. Это задача непростая, но решаемая.
— В новой модели появляется понятие специализированного высшего образования. Что это такое? Дополнительное образование к имеющемуся высшему?
— Это образование примерно уровня магистратуры. Возможность приобрести углубленные знания, но не сразу после того, как человек получил диплом о высшем образовании. Он должен сначала поработать, а потом может либо принять решение пойти в науку, и такую возможность дает исследовательская магистратура, либо получить углубленные профессиональные знания. Как пример — филолог, которому потребовалось работать с юридическими текстами. Он может пойти обучаться по специальности «юридическая лингвистика». И одного года обучения достаточно для того, чтобы «донастроить» такого специалиста. Так что магистратура в системе российского высшего образования останется, но она будет трансформирована.
— А зачем нужно «ядро высшего образования»?
— С одной стороны, для того чтобы повысить качество образования, с другой стороны, чтобы способствовать академической мобильности. Университеты не всегда обеспечивают единство образовательного пространства, а нам важно, если мы говорим о единых стандартах профессионального образования, чтобы необходимый перечень дисциплин в одинаковом объеме, одинаково методически обеспеченный и в одинаковой последовательности существовал во всех университетах. Это, помимо прочего, будет способствовать развитию мобильности, потому что сегодня препятствием для активной мобильности студентов является несовпадение учебных планов. Единое для всех вузов «ядро» даст возможность студенту ряд дисциплин прослушать не в своем университете, а там, где эти дисциплины лучше читаются.
Эти изменения будут способствовать росту качества образования, но и усилят конкуренцию между университетами, потому что студент будет «выбирать ногами». И в те вузы, которые будут предлагать лучшие курсы, конечно, будет отток студентов из других вузов. Но этот процесс будет стимулировать университеты не стоять на месте, а меняться, в том числе с учетом мнения студентов.
— Уже известны сроки окончательного внедрения новой модели образования?
— Не позднее 2025 года должна быть полностью сформирована нормативная рамка. Первый этап многих трансформационных процессов запущен еще год назад. Но надо понимать, что какое-то время будут существовать две системы: та, которая есть сейчас, и новая система, которая постепенно будет нарождаться. Те студенты, кто сегодня учится по существующим программам, спокойно закончат, получат дипломы, выйдут на рынок труда. Кто-то из них позже пойдет дальше получать образование. А новая система начнет полностью действовать в новом наборе на 2025-й, 2026-й и последующие учебные годы. В конечном итоге система высшего образования должна преобразиться и в гораздо большей степени соответствовать потребностям нашей экономики и социальной сферы.
